Я
жил не сначала в отрезке времён,
Что
веком двадцатым назвали.
Но
всем его скарбом я обременён,
И
выброшу что-то едва ли.
Увидел
я свет в приснопамятный год,
Когда
забирали ночами.
Гулял
в парусиновых туфлях народ
И
маршировал с кумачами.
В
Германии чернь убивала своих
Достойных
героев и умниц.
На
Э́бро бои, под Мадри́дом бои...
Гитары
исчезли с улиц.
И
сквозь полуправды нестойкий туман
То
время прекрасно и жутко...
Какой
на Европу спустился дурман!
Какие
царили ублюдки!
Не
помню начала войны — я был мал,
Но
помню и темень и голод.
До
тонких нюансов с тех пор понимал
Холодный
и вымерший город.
Но
выжили дети великой земли.
Не
все́... и отцов увидали.
В
слюде керосинки, что на три семьи,
Сверкнув,
отразились медали.
И
в памяти детской с тех пор навсегда
Отцы
и хмельны и нестроги.
Отважно
чужие прошли города,
В
свои возвращались в тревоге.
Закончилось
время жестоких людей,
И
мир стал наивен и честен...
Счастливые
годы высоких идей
И
чистых решений и песен.
Но
вещи в моленьях ночных и дневных,
Как
старые жадные боги,
Возникли
и жертвы несущих для них
Сводили
с заветной дороги.
Ударило
лихо в упор и не раз
По
бывшей ватаге дворо́вой,
И
ставило опыты время на нас,
Но
мы оставались здоро́вы.
И
память горчит, как над Родиной дым,
И
сердце всё ноет и ноет...
Ах,
с кем это было — с народом моим?
Или
с тобой и со мною?..
Досы́та
вкусившая крови и бед
Земля,
как безпечный "Титаник",
Плывёт
в свою новую тысячу лет —
Одинокий
космический странник.
Комментариев нет:
Отправить комментарий