КАК ЦЕРКОВЬ В РОССИИ ЗАНИМАЕТСЯ ЦЕНЗУРОЙ И ВОЮЕТ С ЛИТЕРАТУРОЙ

 

&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&

 

Как и 170 лет назад, православная церковь одобряет цензурные изменения в сказке Александра Пушкина. 

Эксперты РС уверены: одной "Сказкой о попе..." дело не ограничится.

В Армавире усилиями отца Павла - священника Свято-Троицкого собора, заведующего кафедрой Армавирского православного социального института - издана одна из сказок Александра Пушкина. Тираж - 4 тысячи экземпляров, предполагаемый круг читателей - учащиеся воскресной школы при храме. Один из главных героев сказки - работник Балда. Его оппонентом, однако, является не поп, а купец - "Жил был купец Кузьма-Остолоп по прозванью Осиновый Лоб" (которому почему-то черти должны платить оброк до самой смерти).

Именно в таком виде - "Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде" - пушкинская сказка впервые увидела свет в 1840 году в журнале "Сын Отечества". Официальный представитель Государственного музея Пушкина Вероника Кирсанова в интервью РИА Новости вновь подчеркнула факты, давно известные не только исследователям русской литературы: замена попа на купца была произведена Василием Жуковским - "который понимал, что без этих изменений произведение просто не будет опубликовано" церковной цензурой. Авторский вариант, собственно, "Сказки о попе…" (автограф "болдинской осени" 1830 года ныне хранится в Пушкинском доме РАН) увидел свет лишь в 1882 году.

Тем не менее, в интервью тому же агентству руководитель пресс-службы Патриарха Московского и Всея Руси Владимир Вигилянский поддержал публикацию отца Павла - подчеркнув, что "священник перепубликовал памятник литературы, внес свой вклад" в её изучение. "Если это была воля Пушкина и наследника, который был издателем и выпускал его неопубликованные вещи, то отец Павел ничего не нарушил", - заключил Вигилянский. Отец Владимир не пояснил, каким образом Пушкин мог одобрить редакцию Василия Жуковского, в которой "Сказка…" вышла в свет через три  года после  дуэли на Черной Речке.

Следует отметить, что это - далеко не первый сюжет, связанный с отношением РПЦ к данному тексту Пушкина. В 2005 году в Сыктывкаре едва не сорвалась премьера оперы Дмитрия Шостаковича "Балда". Пришедший на худсовет секретарь епархии отец Филипп заявил: "Шостакович написал музыку к этой сказке не по своей воле в 30-е годы прошлого века, когда в стране шли гонения на церковь, пострадали тысячи ни в чем не повинных священнослужителей. Да и Пушкин раскаивался, что написал эту сатиру". Функционеры епархии обратились к руководителям Республики Коми, и финансирование постановки было прекращено. Однако премьера всё состоялась месяцем позже. Более того, министр культуры Республики Коми Надежда Боброва принесла извинения за попытку повлиять на театр: "На нас просто что-то нашло".

- В церкви очень часто говорят о том, что классическая русская литература содержит большой антиклерикальный элемент, - полагает редактор независимого сетевого издания Портал-Credo.Ru Александр Солдатов, - Они уверены, в этом смысле классическая русская литература не является преемницей средневековой традиции, средневековой книжности, которая несколько ближе к православному преданию, лучше его выражает. Желание "подчистить" нашу классическую литературу, чтобы она не представляла соблазна для учащихся, не редкость в церковной среде. Такие высказывания я слышал даже среди профессоров Московской духовной академии. Поэтому сейчас по мере внедрения в школах России православного всеобуча в виде "Основ православной культуры" отдельные влиятельные церковные деятели хотят подчистить программу других предметов - дабы она не противоречила основам православной культуры как главному идеологическому, мировоззренческому предмету, который будет преподаваться в наших школах.

- Но не настолько же, чтобы в 2011 году подписываться под требованиями церковной цензуры образца 1840 года?

- Церковная цензура - давно уже реальность нашего времени. Внутри РПЦ МП она существует в виде института грифа, который издательский совет ставит на все вновь издающиеся книги. И если на какой-то книге, изданной для распространения в церковных лавках либо магазинах, нет такого грифа, то она к продаже не допускается - считается вредной, антицерковной. Конечно, все это пока не удается распространить на светское книгоиздание - хотя отчасти, конечно, в отдельных регионах, где особенно сильны позиции архиереев, такое практикуется: издатели по указанию властей как бы консультируются с архиереем… Что же касается дальнейшего внедрения этой цензуры, то, мне кажется, шагом на пути к этому является определение последнего Архиерейского собора, который проходил в начале февраля: любая клевета на церковь, любые признаки богохульства должны преследоваться по закону, а представители церкви не должны  пропускать ни одного такого факта - обращаться в суды, в административные органы. А что такое богохульство или клевета на церковь?

- Как и счастье, каждый понимает это по-своему.

- Да, это можно очень широко трактовать. В частности, обличение какого-то жадного попа тоже вполне воспринимается как клевета на церковь. Таким образом, ревизии подлежит значительный корпус произведений классической русской литературы. Эти произведения создавались в контексте определенных, мягко скажем, осторожно-демократических процессов, которые в XIX - начале ХХ века нарастали в российском обществе. Русская литература - почти вся - так или иначе отражает эти процессы. Даже пройдя определённый фильтр советской школы, советской академической науки. Я думаю, тут дело не ограничится этой сказкой. Мы видим в разных регионах - не только в Сыктывкаре, но и в Вологодской области, в Ярославле, - что клерикальная цензура уже существует в театрах, в сфере музейного дела, в области культуры. Я думаю, эта тенденция будет продолжаться и дальше.

- Однако в данном случае, мы имеем дело с - по факту - частной инициативой священнослужителя из Армавира. Редакция Василия Жуковского так или иначе существует, книга распространяется лишь при храмах. Если руководство РПЦ не против - а оно явно не против, - то отец Павел имеет на всё это полное право. Чего нам бояться?

- Формально говоря, конечно, он имеет на это право. Но мы должны воспринимать этот факт в контексте множества других подобных сигналов. И бояться есть чего. Нам сейчас уже почти недоступна церковная литература, которая не прошла церковную же цензуру. Существует масса спорных различных дискуссионных произведений - богословских, церковно-исторических. В конце концов, есть церковные диссиденты - как прошлого времени, так и настоящего, которые фактически запрещены к изданию. Потому что редкое светское издательство может этим заинтересоваться.

- С какой стати издательствам РПЦ издавать своих идеологических противников? "Возлюби врага своего"? Не настолько же.

- Да, но ещё недавно именно церковные издательства выпускали в свет подобные книжки - как бы оппозиционную литературу. Сейчас они резко перестали это делать, потому что у них нет шансов ее распространять в церковных сетях.

– Это произошло с приходом патриарха Кирилла?

- Конечно. Патриарх Кирилл, как известно, жесткий администратор, пытается все упорядочить. Эти идеи введения грифов, института церковного рецензирования - целиком инициатива патриарха Кирилла. Именно так он представляет себе выстраивание церковной вертикали. При Алексии II все это было несколько подзапущено, была определенная вольница в церковном книгоиздании. Сейчас всё это достаточно жестко зачищается и стандартизируется.

- Чего ждать в миру? На каком фланге может быть следующее нападение?

- Как я уже говорил, продолжится нападение на некоторые произведения русской классики. На поэму Блока "Двенадцать", скажем. На произведения Толстого: в прошлом году мы наблюдали нападение на роман "Воскресение". На некоторые поэмы Некрасова, содержащие антиклерикальный элемент. Чернышевский, я думаю, будет просто предан забвению как революционный писатель. Безусловно, поэты Серебряного века находятся под ударом…

С музейным делом - особый разговор. Сейчас идет активный передел имущества культурного наследия в пользу церковных учреждений. Театры пока затронуты в меньшей степени, поскольку церковные люди с ними мало соприкасаются - слишком далекая от них культурная среда; поэтому театры, надеюсь, худо-бедно сохранятся. Однако следующим объектом может стать кинематограф, по поводу которого тоже слышны критические высказывания из церковной среды. Дело идёт к тому, что появятся определённые чёрные списки фильмов, книг, которые не рекомендованы к прочтению православным христианам. Мы с вами можем, конечно, не обращать внимания на эти чёрные списки. Но, учитывая то, что в школах, как я уже говорил, очень активно внедряется преподавание "Основ православной культуры", то, я думаю, через этот канал чёрные списки будут доводиться до учащихся, до их родителей - и именно так эти списки будут оказывать определённое влияние на образовательный процесс.

СКАЗКА О КУПЦЕ КУЗЬМЕ ОСТОЛОПЕ И РАБОТНИКЕ ЕГО БАЛДЕ Жил был купец Кузьма Остолоп По прозванью осиновый лоб. Пошёл Кузьма по базару Посмотреть кой-какого товару. На встречу ему Балда Идёт сам не зная куда. «Что, дядюшка, так рано поднялся? Чего ты взыскался?» Кузьма ему в ответ: «Нужен мне работник: Повар, конюх и плотник. А где найти мне такого Служителя не слишком дорогого?» Балда говорит: «Буду служить тебе славно, Усердно и очень исправно, В год за три щелчка тебе по лбу, Есть же давай мне варёную полбу». Призадумался наш Кузьма Остолоп, Стал почёсывать лоб. Щелчёк щелчку ведь рознь - Да понадеялся на русский авось. Кузьма говорит Балде: «Ладно, Не будет нам обоим накладно, Поживи-ка на моём подворье, Окажи своё усердье и проворье. * * * Живёт Балда в купеческом доме, Спит себе на соломе, Ест за четверых, Работает за пятерых, До света всё у него пляшет, Лошадь запряжёт, полосу вспашет, Печь затопит, всё заготовит, закупит, Яичко испечёт, да сам и облупит. Хозяйка Балдой не нахвалится, Их дочка Балдой лишь и печалится, Сыночек их зовёт его тятей: Кашу заварит, нянчится с дитятей. Один Кузьма лишь Балду не любит, Никогда его не приголубит, О расплате думает частенько; Время идёт и срок уже близенько. * * * Кузьма не есть, не пьёт, ночь не спит. Лоб у него заранее трещит. Вот он жене признаётся: Так и так, что делать остаётся? Ум у бабы догадлив, На всякие хитрости повадлив. Хозяйка Кузьме говорит: «Знаю средство, Как удалить от нас такое бедство: Закажи Балде службу, что-бы стало ему не в мочь; А требуй, что бы он её исполнил точь-в-точь». * * * Стало на сердце у Кузьмы веселее, Начал он глядеть на Балду посмелее. Вот он кричит: «Поди-ка сюда, Верный мой работник, Балда! Слушай: Платить обязались черти Мне оброк до самой моей смерти, Лучшаго-б не надобно дохода, Да есть на них недоимки за три года. Как наешься ты своей полбы, Собери-ка с чертей оброк мне полный». * * * Балда с Кузьмой понапрасну не споря, Пошёл, да и сел у берега моря; Там он стал верёвку крутить, Да конец ея в море мочить. Вот из моря вылез старый бес: «Зачем ты, Балда, к нам залез?» «Да вот верёвкой хочу море морщить, Да вас, проклятое племя, корчить». Беса старого взяла тут унылость. «Скажи, за что такая немилость!» «Как за что? Вы не платите оброка, Не помните положеннаго срока. Вот ужо будет нам потеха, Вам, собакам, великая помеха». - Балдушка, погоди ты морщить море: Оброк сполна ты получишь вскоре, Погоди, вышлю тебе внука». – Балда мыслит: «Этого провести не штука!» * * * Вынырнул подосланный бесёнок, Замяукал он, как голодный котёнок. «Здравствуй, Балда мужичек! Какой тебе надобно оброк? Об оброке век мы не слыхали, Не было чертям такой печали: Ну, так и быть, возьми, да с уговору, С общаго нашего приговору. Чтобы вперёд не было никому горя: Кто скорее из нас обежит около моря, Тот и бери себе полный оброк, Между тем приготовят там и мешок». Засмеялся Балда лукаво: - «Что ты это выдумал, право? Где тебе тягаться со мною, Со мною, самим Балдою! Экаго послали супостата! Подожди-ка моего меньшаго брата?!   * * * Пошёл Балда в ближайший лесок, Поймал двух зайцев да в мешок. К морю опять он приходит; У моря бесёнка находит. Держит Балда за уши одного зайку: «Попляши-ка под нашу балалайку; Ты бесёнок, ещё молодёнок, Со мною тягаться слабёнок -Это было бы лишь время трата. Обгони-ка сперва моего брата!» Пустились бесёнок и зайка; Бесёнок по берегу морскому, А зайка в лес до дому. Вот море кругом обежавши, Высунув язык, мордку поднявши, Прибежал бесёнок, задыхаясь, Весь мокрёнок, лапкой утираясь, Мысля: дело с Балдою сладить. Глядь, а Балда братца гладит. Приговаривает: «Братец мой любимый, Устал, бедняжка! Отдохни, родимой!» Бесёнок оторопел, Хвостик поджал, совсем присмирел. На братца поглядывает боком. «Погоди», говорит «схожу за оброком».   * * * Пришёл к деду: говорит: «Беда! Обогнал меня меньшой Балда!» Старый бес стал тут думать думу: А Балда наделал такого шуму, Что всё море смутилось, И волнами так и расходилось. * * * Вылез бесёнок: «Полно, мужичек, Вышлем тебе весь оброк; Только слушай: видишь ты палку эту? Выбери себе любую мету, Кто дале палку бросит, Тот пускай и оброк уносит. Что-ж, боишься вывихнуть ручки? Чего-ты ждёшь?» - «Да жду вон той тучки, Зашвырну туда твою палку, Да и начну с вами, чертями, свалку». Испугался бесёнок, да к деду, Разсказывать про балдову победу; А Балда над морем шумит, Да чертям верёвкой грозит. * * * Вылез опять бесёнок. «Что же хлопочешь? Будет тебе оброк, коли захочешь!» «Нет», говорит Балда, «Теперь моя череда - Условие сам назначу, Задам тебе, вражёнок, задачу. Посмотрим, какова у тебя сила! Видишь, там сивая кобыла? Кобылу подними-ка ты, Да снеси её пол версты; Снесёшь кобылу - оброк уж твой; Не снесёшь кобылы - он будет мой». Бедненький, бес Под кобылу подлез, понатужился, понапружился Приподнял кобылу, два шага шагнул, На третьем упал, ножки протянул. * * * А Балда ему: «Глупый ты бес, Куда ты за нами полез? И руками-то снести не смог, А я, смотри, снесу промеж ног». Сел Балда на кобылу верхом, Да версту проскакал так что дым столбом. Испугался бесёнок, и к деду Пошёл рассказывать про такую победу. Делать нечего, черти собрали полный оброк Да на Балду взвалили мешок. * * * Идёт Балда, покрякивает, А Кузьма, завидя Балду, вскакивает, За хозяйку прячется, Со стражу корячится. Балда его тут отыскал, Отдал оброк, платы требовать стал. * * * Бедный купец Кузьма Остолоп Подставил лоб... С первого щелчка Прыгнул Кузьма до потолка, Со второго щелчка Лишился Кузьма языка, А с третьего щелчка Выбило ум у старика. А Балда приговаривал с укоризной: «Не гонялся бы ты, Кузьма, за дешевизной!»   /Перепечатано из журнала «Шут». - 1898. - №46 (21 ноября - 3 декабря).